Сцена, достойная Федерико Феллини

Вера Матвеева, заведующая музеем Театра имени Ленсовета

В прошлом году на всероссийский фестиваль «Золотая маска» в Москву мы возили спектакль Юрия Бутусова «Макбет. Кино». Показывали его два дня подряд на сцене Театра имени Пушкина. В спектакле во втором акте есть знаменитая сцена бала, где все участники восемь минут танцуют под знаменитую композицию Майкла Джексона Jam. Это квинтэссенция пира Короля Дункана в гостях у Макбета, после чего идёт трагическая развязка. Актёры в этом танце выкладываются в полную силу. На сцену могут выскочить даже монтировщики, костюмеры, гримёры, помреж. А когда мы играем в Петербурге в родных стенах, то танцуют даже зрители в проходах. Часто присоединяется к танцу и сам Юрий Бутусов. Такое всеобщее заразительное ликование. Надо отметить, что в «Макбете» Бутусова музыка – главное действующее лицо: на ней всё завязано.

И вот в первый день показа на «Золотой маске» мы сидим вместе с завлитом Ольгой Варгановой в зрительном зале, смотрим, наслаждаемся, спектакль идёт хорошо, начинается наш любимый Jam – и вдруг музыка резко обрывается. В зале, напомню, сидит и жюри фестиваля, которое оценивает спектакли. И наши артисты под собственные крики «вау-вау», под топот и хлопки продолжают танцевать, делая вид, что всё так и задумано. А я понимаю, что если в ближайшие минуты фонограмма не возобновится, то спектакль можно заканчивать: без музыкального сопровождения продолжать бессмысленно, потому что у Бутусова всё завязано на музыке.

В эти минуты ожидания можно было умереть! И вдруг в зрительном зале, в 12-м ряду, вскакивает актриса Анна Донченко (ученица Вениамина Фильштинского, жена нашего Макбета – Вани Бровина) и начинает подыгрывать актёрам на сцене. Она поёт, танцует на месте, а наши ребята, услышав родной голос из зала, вдохновлённые поддержкой, продолжают «колбаситься» на сцене под собственный топот. Наконец наш звукооператор находит возможность возобновить фонограмму, но… песня Джексона запустилась с начала, и в итоге эти бешеные пляски длились не восемь минут, а в два раза дольше. Мы после спектакля выдохнули, что всё так достойно закончилось.

Но на следующий день был второй показ. И в очень красивой сцене третьего акта, когда ведьмочки убирают хрустальную посуду со стола, а сверху на них и на хрусталь льётся дождь, звучит одна из самых печальных мелодий на свете – Because группы «Битлз», вдруг одна из ведьмочек роняет бокал, и он разлетается вдребезги, просто в пыль! А дальше, встык, идёт сцена, когда наша красавица Лаура Пицхелаури – Леди Макбет – под тот же самый джексоновский Jam должна танцевать именно на этом месте, в темноте, да ещё и босиком! У меня в этот момент останавливается сердце! Я понимаю, что собрать все осколки даже мокрой тряпкой, да ещё во время действия, невозможно! Всё равно останется какая-нибудь мелочь, которая изранит все ноги актрисы. Выходит Лаура. Танцует. Уходит. Ноги целы. В антракте мы бежим на сцену, чтобы ещё раз всё убрать, и находим на том же месте несколько больших осколков. Один из них я храню до сих пор, как напоминание об актёрской удаче. Но зато «Золотую маску» в Петербург мы привезли!

Сергей Ильченко, сотрудник Главного управления культуры исполкома Ленсовета с 1983 года

Нынешним любителям театра трудно, наверное, себе представить, что существовала в советские времена должность инспектора отдела драматических театров. И для человека, который эту должность занимал, предоставлялась уникальная возможность непосредственного общения с главными режиссёрами и художественными руководителями ведущих театральных коллективов. Однажды, в начале 1980-х годов, на этой должности волею судьбы и начальства Главного управления культуры исполкома Ленсовета оказался и автор этих строк.

Время было странное и замечательное. С одной стороны, у тебя в «подчинённых» оказывались Георгий Товстоногов, Игорь Горбачёв, Рубен Агамирзян, Игорь Владимиров. С другой – надо было строжайше соблюдать принятые правила игры. Среди них самым важным и самым жестоким была процедура приёмки спектакля. Сегодня её вспоминаешь с улыбкой, хотя в те времена порою было не до смеха. Несколько случаев запомнилось на всю жизнь.

Представьте себе, что по принятым тогда указаниям приёмка проводилась в театре при… отсутствии в зрительном зале публики. И вот в начале моей карьеры чиновника мне пришлось организовывать подобную процедуру в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола. Для этого приглашались известные театроведы и театральные критики, которые вместе с сотрудниками Главного управления культуры и смотрели спектакль в пустом зале. Играли музыкальный спектакль «Необычайные приключения на волжском пароходе». А ставили его Владимир Тыкке и Семён Спивак. Естественно, что все шутки и музыкальные номера растворялись в звуковой пустоте большого зала «Ленкома». Постановка чем-то моему начальству не глянулась. И оно решило её «не принимать». Однако подходил конец года, и план по новым постановкам надо было выполнять и самому театру, и Главному управлению. Поэтому после бурных дебатов разрешение на одноразовую премьеру было дано. План выполнили. Год закрыли. Но… и вот тут-то и начались приключения на «волжском пароходе».

Поскольку во время приёмки было сделано много замечаний, то мне было поручено после Нового года проверить, как замечания были устранены, и доложить начальству. А для этого надо было снова смотреть спектакль. В первые дни января спектакль снова сыграли. Уже со зрителями. Посмотрел его. Доложил. Начальство отправилось смотреть его снова. Посмотрело. Сделало новые замечания. Поручило проверить. Снова проверил. Снова доложил о проведённой работе над ошибками. Процедура тянулась ещё недели две. В результате спектакль всё-таки «выжил» и остался в репертуаре театра. Его сыграли более ста раз. А мне пришлось фиксировать рекорд – восемь с половиной посещений одного и того же спектакля в течение трёх недель кряду. Почему «с половиной»? Потому что в конце концов я не выдержал. И однажды в антракте просто покинул театр. Начальство об этой моей вольности так никогда и не узнало.

Елена Яковлева, народная артистка России

В Александринке, на гастролях «Современника», приключилась со мной одна странная история. Перед вторым актом «Пигмалиона» пошла я побродить за кулисами. И вдруг в углу заметила белую скульптуру. Я удивилась – что это за статуя, подошла поближе рассмотреть. И вдруг эта фигура отрывается от своего угла и подлетает ко мне. Представляете, какой у меня был шок! Но поскольку я человек ответственный, и надо было доиграть спектакль, не позволила себе даже в обморок упасть. Фигура подлетела ко мне и зависла. Я ощупываю себя: вроде всё со мной нормально, слышу людей в зале, которые собираются на второй акт, слышу, что говорят коллеги. Что же она хочет от меня, эта бесплотная фигура? Но тут Валентин Гафт привидение спугнул – вышел за кулисы, ворча про что-то. Фигура и улетела.

Мне потом специалисты, которые занимаются паранормальными явлениями, сказали: «Господи, как же обидно, что ты ничего у неё не спросила!» Оказывается, привидения просто так не приходят. Но она мне ничего не сказала, потому что я не до конца в неё поверила. В этом-то наша проблема и заключается. Если бы мы не закостеневали в своих запретах – «это можно», «это неприлично», – а наивнее, более внимательно относились к окружающему миру, мы бы много чего интересного увидели…

Семён Стругачёв, народный артист России

Был в моей жизни такой период, в 1992-м году, когда я, разругавшись с Игорем Владимировым, ушёл из театра на целых восемь месяцев. И был у меня дружище – царство ему небесное, – Миша Кольцов, который занимался организацией всяких гастрольно-концертных групп. Благодаря ему я попал в группу артистов, которые ходили с концертами в моря. Особенно хорошо помню Охотоморскую экспедицию: февраль-март – самое опасное время года, самые шторма, самые оледенения. И наша группа – я, Роман Громадский, Юрий Назаров, тот, который «отец» маленькой Веры, помните, – с корабля на корабль. Представляете: штормит – да ещё как!– тебя вовсю болтает, непривычных артистов наизнанку выворачивает, а ты должен песни петь или, как мы с Громадским, скетчи выдавать. Нет, это не пересказать – такое надо снимать!

Мы тогда дали концерты на 122 судах – надо же было зарабатывать деньги. За 2 месяца заработали 1000 долларов, по тем временам бешеные деньги. Меня, правда, после этого обманули шулеры, когда обменивал эти доллары. Но это уже другая история.

Так вот, чтобы выйти в моря, дают паспорт моряка – никто ж не выпустит в нейтральные воды простого артиста. Вначале выходишь матросом без класса, а поскольку у меня уже 4 ходки были, то я получил паспорт моряка первого класса. Кстати, Громадский и Назаров – матросы без класса.

Марина Тимашева, театровед, Москва

Театр-фестиваль «Балтийский дом» имеет обыкновение перед началом проводимого им одноимённого фестиваля возить делегацию в сопредельные России страны Балтийского региона. «Фестивальное кольцо» придумал директор театра Сергей Шуб. Средство передвижения при этом неизменное – автобус, большой, комфортабельный. Всё замечательно, но одна из поездок – в Эстонию – едва не закончилась трагедией…

Ранним утром, часов так в пять, когда большинство из нас либо спали, либо дремали, автобус вдруг пошёл боком, боком и начал сползать в кювет. Я не спала, но предупредить коллег не могла. Во-первых, сама не поняла, что происходит. А во-вторых, то, что случилось, заняло считаные секунды. Очевидно, водитель заснул за рулём. Автобус опрокинулся на левый бок. Водитель закричал:

– Быстро, быстрее все из автобуса!

Как потом выяснилось, он испугался сильного запаха солярки; при ударе о придорожный камень был пробит бак.

Мы уже находились на территории Эстонии, поэтому стали звонить в Таллин. В пять часов утра! Министр культуры Яак Аалик нас успокоил: транспорт за нами пришлют, но придётся подождать.

В памяти моей – почти фотографическая картинка. Лежащий на боку автобус, растерянные, полусонные люди, стоящие на шоссе, кто-то отходит в недалёкий лесок, кто-то сидит на склонённом стволе дерева. А вокруг, если говорить о природе, красота невообразимая. Очень мягкий осенний восход, изумительно чистое небо. Поле. Никакого жилья вокруг. Машин нет. Покой. Тишина. И только птичье пение...

Я решила пройтись, размять ноги. В некотором отдалении, на тропинке, – две фигуры: высокий, импозантный красавец – Лев Иосифович Гительман и молодой артист, итальянец Джулиано Ди Капуа. Для тех, кто не знает: Лев Гительман – в то время заведующий кафедрой зарубежного театра Петербургской академии театрального искусства, постоянный председатель жюри фестиваля «Балтийский дом», которое, кстати, по его же предложению было аннулировано. (Фестиваль – не конкурс: зачем кому-то с кем-то соревноваться?)

Лев Иосифович одет в длинное чёрное кашемировое пальто, на шею не намотан, а по-феллиниевски накинут яркий шарф. Высокая широкополая шляпа. Рядом – кудри до плеч, прямо-таки романтический герой – Ди Капуа. Одет он почему-то был не по погоде – не то в сюртук, не то во фрак, из-под которого словно пена выбивались белоснежное жабо и кружевные манжеты. Два итальянских киногероя, правда, в разных возрастных категориях. Приближаюсь к ним и слышу, как Лев Иосифович обращается к своему визави:

– Так вот к проблеме перевода пьес Ануя…

Сцена, я вам скажу, была достойная Федерико Феллини.

Я потом думала: а не рассказать ли кому из режиссёров? Так ведь не поверят! Повторюсь: поле, рассвет, перевёрнутый автобус, запах солярки. А на просёлочной тропинке два очень красивых человека говорят про Ануя…

На обратном пути, когда мы уже въехали в Россию, у нас кончился бензин. На АЗС не продают, якобы нет – на самом деле ждут повышения цен. Кое-как добираемся до ближайшего совхоза. Главный режиссёр театра «Балтийский дом» Владимир Тыкке объясняет директору ситуацию: мы артисты, у нас фестиваль, с нами Донатас Банионис...

– Ой, покажите!

«Предъявляем» Баниониса. В результате – приём в честь Баниониса в местной столовой. И – полный бак бензина! Потом мы долго шутили, что в Питер вернулись не на автобусе, а на Донатасе.