Юлия Махалина: «Моя история – череда случайностей»

Улица Зодчего Росси: идущая навстречу мне женщина как будто из предыдущих веков, она напоминает Незнакомку Александра Блока и притягивает взгляды прохожих своей нездешностью и очарованием. Прима-балерина Мариинского театра Юлия Махалина – неповторимая исполнительница всех ведущих партий классического репертуара, олицетворение петербургской балетной школы, готовая на эксперименты с современными хореографическими формами. Балерина, темпераментная и чувственная на сцене, вне её поражает и очаровывает жизнерадостностью и обворожительной улыбкой, оставляя при этом ощущение волшебства, которое в любую минуту может раствориться, как петербургский весенний туман.

– Юлия Викторовна, как складывалось начало вашей балетной судьбы?

– Вся моя балетная история – череда предначертанных свыше случайностей. Когда мне было 3 года, врачи посоветовали маме найти мне физическую нагрузку из-за проблем с ногой, и я попала в хореографический кружок. Это было удивительно: в нашей семье традиционно занимались музыкой, моё детство было пропитано музыкой Бетховена. Поэтому-то я всегда и говорила, что музыка – лейтмотив моего творчества. Так как я была маленькая и с больной ногой, в кружке мне дали задание просто бегать за старшими. А в итоге педагог сказала маме: «Ваша дочь родилась балериной». Фраза оказалась пророческой. Когда я поступала в училище, моя фамилия была перечёркнута – физические данные были средними на тот момент, но меня заметил Константин Михайлович Сергеев. Так я попала в школу, а он стал моим ангелом-хранителем на протяжении всего обучения. Благодаря ему я участвовала в класс-концертах, раньше других начала танцевать серьёзные вариации. С его благословения в 15 лет вышла на сцену Мариинского театра в «Щелкунчике», «Корсаре», «Раймонде» и «Временах года». Именно он доверил мне станцевать «Чёрное па-де-де» на выпускном экзамене.

– Неожиданный выбор партии для экзамена…

– Решиться танцевать в 16 лет эту партию можно только по юношеской наивности, но мой педагог, Марина Александровна Васильева, верила в меня.

– Что важно для контакта педагога и ученика?

– Педагог должен быть в форме, тонусе и верить. Если верить в ученика, он всё сделает! Вера рождает чувство ответственности. Я готовила «Раймонду» с Натальей Дудинской, которая заставляла проходить весь балет каждый день. Великая Дудинская переодевала балетные туфли и танцевала все вариации! Было просто стыдно сказать, что мне тяжело.

– Я видела в вашем исполнении все партии классического репертуара, какая из них ваша любимая?

– «Лебединое озеро» – партия, к которой я шла от спектакля к спектаклю, с самого выпускного, она позволяла мне расти, возвращала к себе на новом витке балетного мастерства и человеческого мировоззрения. На гастролях 2014 года в Аргентине после большого перерыва я вновь танцевала «Белое адажио»: заявленная балерина не приехала, я рискнула – получилось! Я не смогла бы видеть этот балет всегда по-новому без других моих партий в «Баядерке», «Анне Карениной», «Жизели», «Легенде о любви»... Но Одетта-Одиллия – самая сложная, поэтому любимая. И этот балет имеет философское значение: мы смотрим на взаимодействие добра и зла, как и в жизни, стоим перед выбором – чёрное или белое.

– Есть ли личность среди артистов балета, которая для вас служила путеводной звездой?

– Мне очень близок по духу Рудольф Нуреев. Он всё время искал, был недоволен собой, именно поэтому смог сделать шаг вперёд для эволюции мужских балетных партий. Когда я танцевала по контракту в Берлине, нам давали сильную технику ног, о которой мы часто забываем, переходя на старшие курсы училища. Мне захотелось совместить её с визитной карточкой петербургского балета – выразительными корпусом и руками. Но совмещение – большая наука, и я вспомнила Нуреева, начала перечитывать его книги: Рудольф работал именно над воплощением безупречной техники всего тела, стремился к точному образу, гармонии. В моих поисках мне всегда помогает его пример.

Каждый артист – книга. Мы листаем страницы: есть начало истории… У меня был визуально лёгкий взлёт, который на самом деле больше походил на испытание. Театр в тот период ездил на гастроли, импресарио всегда любили новые имена, и я попала в волну, которая вынесла на самый верх. В 22 года я владела всем классическим репертуаром, за что низкий поклон Ольге Николаевне Моисеевой, которая вывела меня в основных партиях. Взяв Гран-при в Париже, в 23 года я получила контракт в Берлине и станцевала «Кольцо нибелунгов» Бежара. А в 24 года вышла в «Анне Карениной». Удачной в этот момент была встреча с репетитором Геннадием Наумовичем Селюцким, истинным художником, скульптором: он ведёт меня до сих пор, выстраивая идеальные линии и отсекая лишнее. Я думала, что до 25 лет с таким темпом у меня закончатся творческие поиски, но судьба приносит новые страницы книги, другие тома.

– У артистов балета новый том книги обычно связан с необходимостью менять профессию.

– Дорогу осилит идущий, надо делать шаги и помнить, что в каждом возрасте есть своя потрясающая правда. Молодость соотносится со стихиями, ты непобедим даже в безумных проектах, а возраст – это мастерство и мудрость. Но после периода спокойствия начинается новый поиск, бояться не надо: просто иди и делай!

– Всё время находиться в работе, творческом поиске – вам необходимо?

– Дорога предопределена, я – в пути. На моём 29-м сезоне судьба подарила мне встречу с великой Еленой Васильевной Образцовой. Сначала был творческий вечер в Президентской библиотеке, где я танцевала под аккомпанемент виолончели Борислава Струлёва, а позже по его инициативе мы все вместе оказались на фестивале в Белгороде, где принимал участие и Святослав Бэлза. Кто мог знать, что год подарит эти встречи? Елена Васильевна пригласила меня танцевать на её вечере в Большом театре. Знаете, я танцевала там номер The way, и это был разговор с ней. Можно прожить всю жизнь и не испытать такого: в нашей жизни всё остальное неважно, значение имеет только момент творчества, который способен передать твои чувства без слов.

– Получается, вы следуете за знаками судьбы?

– Меня восхищает гармония и органичность происходящего вокруг. Поэтому я никогда ничего не загадываю. Сложились воедино прошедший сравнительно недавно по Первому каналу проект «Болеро», «Русские сезоны» Андриса Лиепы, гастроли за границу. Эти проекты сами по себе самобытны и вдохновляют меня, а все вместе дали толчок к новому витку творчества. Благодаря им я чувствую, что форма соответствует поставленным целям.

Для меня была очень важной встреча с Андрисом Лиепой 25 лет назад: он пришёл в Мариинский театр, заметил меня, стал со мной танцевать. Благодаря ему у меня случился первый гала-концерт в моей жизни – 40-летие Национального английского балета. Мы танцевали перед принцессой Дианой! А сейчас, как продюсер, он повёз меня и Николая Цискаридзе с «Шахерезадами» по всему миру. Так открылась ещё одна страница творчества: Николай Максимович пригласил меня преподавать в мою родную школу, этим я очень счастлива!

– Ваш дуэт с Ксандером Паришем в «Ведении розы» в рамках «Русских сезонов» иностранная пресса недавно сравнивала с танцем Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева, отмечая вместе с тем свежесть прочтения образов. Как получается сохранять традиции и идти вперёд?

– Традиции должны сохраняться, но индивидуальность необходима! Превосходство Мариинского театра всегда было в том, что все балерины – разные: Ирина Колпакова, Галина Мезенцева, Елена Евтеева, Алтынай Асылмуратова, Жанна Аюпова... Ни у кого нет даже одинакового port de bras. В училище нам дали фундамент, на котором и выстроилась индивидуальность. Развитие балетной техники, как и других искусств, происходит постепенно. Посмотрите на экспозицию в Эрмитаже: картины Рафаэля, Микеланджело и Матисса висят в соседстве с Фрэнсисом Бэконом, который подпитывался их творчеством. Именно к такому результату я всегда стремилась в своём творчестве: интерес к современному, базирующийся на традициях.

– Вы считаете, что творческие находки людей искусства дают толчок не только им, но и их коллегам?

– Всё существует в связке: один художник заводит другого, который создаёт шедевр, а тот первый может быть даже не очень талантливым, но он – маленький мостик, ведущий к шедевру.

– В марте прошла премьера балета «Медея» в Эрмитажном театре, где вы, доверившись молодому хореографу Ольге Алфёровой, станцевали ведущую партию. Вы легко соглашаетесь на эксперименты?

– Это не первый рискованный шаг: вспомните «Мату Хари» Володи Романовского, который вдохнул в меня новую жизнь, открыл неизведанные пути. Я не боюсь экспериментов, потому что наблюдала много неправильных дорог, по которым шли профессионалы. Невозможно идти только по гладкой дороге, но в таких ошибках кроется зерно будущих побед. Скалолазы, покоряющие горы, идут на риск, терпят страшные испытания, срываются, но идут дальше… Композитор Исаак Иосифович Шварц, друг нашей семьи, как-то сказал мне, что самое главное — помнить, что ты художник. Важно не то, как тебя сегодня воспринимают (что, конечно, имеет значение для благополучия), ты должен понимать ответственность за свой путь в искусстве в историческом контексте.