Главная книга Ольги Берггольц – её жизнь

Ольгу Берггольц назвали «голосом блокадного Ленинграда»

Режиссёр-кинодокументалист Людмила Шахт завершает работу над четвёртой серией фильма «Ленинградка», посвящённого непростой жизни и пронзительному творчеству Ольги Берггольц. «Самое интересное и значительное, откуда черпаешь знания, – это документы, – говорит Людмила Евгеньевна. – Чем глубже погружаешься в материал, тем больше их обнаруживается. Во всяком случае, имеющихся на сегодняшний день достаточно для того, чтобы приняться за работу над пятой серией…»

– Людмила Евгеньевна, в августе 41-го был издан приказ НКВД «О выселении из Ленинграда и области социально опасных лиц», к которым были причислены этнические немцы и финны. Как так получилось, что Ольга Берггольц с её-то фамилией, арестом и обвинениями в контрреволюционном заговоре, первый муж которой поэт Борис Корнилов был расстрелян, стала блокадной музой?

– На Ленинградском радио в блокаду работало больше десяти человек: Лазарь Маграчёв, Моисей Блюмберг, Матвей Фролов, Мария Григорьевна Петрова… Выступали Николай Черкасов, Всеволод Вишневский, Вера Кетлинская, Николай Тихонов, Александр Фадеев. Дмитрий Шостакович, Анна Ахматова. «Партийный комитет Союза писателей откомандировал меня в радиокомитет», – говорила Ольга Фёдоровна. Она начинала со сводок, репортажей, памфлетов, частушек, плакатов «Окон ТАСС». «Меня знают в городе повсюду, из обкома звонят: «Товарищ Берггольц, мы приглашаем вас и других знатных женщин…» А у меня ни звания, ни лауреатства, ни прессы!» – эти её слова относятся к лету 1942-го. Я нашла киносюжет, правда, 1944 года: в Смольном чествуют знатных женщин – врачей, учителей. Берггольц там нет! Не странно ли?..

Ольга Фёдоровна жила в блокированном врагом городе, ездила с выступлениями – и по воинским частям, и на фронт. Она знала, как живёт народ, армия. То, о чём Берггольц говорила в эфире, видели и знали все ленинградцы. Ей верили. Она была прекрасным репортёром. В её голосе присутствовала искренность, уверенность в победе, я бы сказала: мягкая твёрдость. Ни одной актрисе так не сказать! Она находила самые нужные людям слова. «И люди слушали стихи, // Как никогда, с глубокой верой // В квартирах тёмных, как пещеры, // У репродукторов глухих…»

Первое очень значительное выступление – 29 декабря 41-го. Ольга Фёдоровна читала стихотворение «Второе письмо на Каму»: «Это гимн ленинградцам – опухшим, упрямым, родным. // Я отправлю от имени их за кольцо телеграмму: «Живы. Выдержим». Победим!»

В январе 42-го умер от истощения муж – Николай Молчанов. Ольга Фёдоровна стала жить в радиокомитете. Чтобы и она с голоду не умерла – поручают написать поэму. Поэму в блокадном городе? Но это – задание. Значит, сделает. И она пишет «Февральский дневник». «А город был в дремучий убран иней… Скрипят, скрипят по Невскому полозья. // На детских санках, узеньких, смешных, // В кастрюльках воду голубую возят, // Дрова и скарб, умерших и больных…» Но с каким трудом «Февральский дневник» проходил согласование в инстанциях! Сколько поправок было сделано в обкоме! Берггольц в какой-то момент хотела всё бросить и уехать из Ленинграда! В поэме – столько точек! Что за ними? Может быть, обнаружатся черновики?

– Наверное, не только «Февральский дневник» был подвергнут цензурированию…

– В эфире вроде бы звучало вольное слово, а цензурировалось всё… до слова! Но в каких-то отдельных случаях цензуры могло не быть. Что давало право Ольге Фёдоровне сказать: «Мы говорим без подготовки».

– Вы сказали: Берггольц была прекрасным репортёром. Оговорились?

– У меня был текст очерка «По следам поэмы». Мне нужен был под этот текст видеоматериал. Я отсмотрела 89 коробок плёнок с Волго-Доном. Это же была стройка века. Там снимали сюжеты, сняли даже полнометражный фильм. На Волго-Доне побывал огромный писательский десант. Как когда-то на Беломорканале. Ольга посетила стройку века дважды. Их настоящая, большая человеческая дружба с Александром Твардовским началась 31 мая 1952 года – в день пуска ГЭС. Её статья «Пришёл Дон к Волге» – репортаж. И цикл стихов «Письма с дороги» – тоже. Я брала кадры, которые точно ложились на текст. Берггольц – это журналист, который всё видит; видит главное, видит эмоции, понимает суть происходящего. И передаёт до точности то, что видит. Точность – фантастическая! Она сама говорила: «Я не поэт – я журналист, который говорит стихами». И блокада у неё – репортаж, поэтический.

– Прозвучала фамилия: Твардовский. Что за отношения были между ними?

– Я знаю жизнь Берггольц по дням, по дням я и искала документы, прежде всего кинодокументы событий, где она могла быть. В 1954-м проходил второй Съезд писателей СССР. Я просмотрела в Красногорском архиве коробок 50 плёнок. Я знала, что Ольга Фёдоровна была делегатом, выступала – ставила вопрос об отмене Постановления 1946 года. Ей это будет долго аукаться – до 1960 года на неё доносы будут писать, обвинять в том, что она ревизионирует постановления ЦК КПСС. (И это в то время, которое называют оттепелью.) Я нашла её фотографию, но со съезда писателей России – 1958 год: Берггольц и Твардовский рядом, она – сияющая.

Ольга Фёдоровна рукопись первой главы автобиографической книги «Дневные звёзды» отослала Твардовскому. (В Ленинграде Берггольц не печатали.) Он опубликовал её в «Новом мире» в 1954 году.

В 1970-м Ольга Фёдоровна посылает Твардовскому приглашение на юбилей (это был последний её юбилей): «Дорогой, навеки любимый Вася Тёркин, приезжай поприветствовать собрата по музам, по судьбам…» А он приехать не может – присылает телеграмму, где говорится: «Дорогой Ольге Фёдоровне, которой за одну только идею Главной книги все советские писатели должны быть благодарны…».

Осенью 1971-го она узнаёт, что Александр Трифонович тяжело болен. И едет к нему в Пахру. Он был совсем плох, но оживился. А она вернулась в Ленинград убитая совершенно.

Твардовский умер 18 декабря. И когда Ольга Фёдоровна с большим опозданием получила известие о смерти, она, по воспоминаниям друзей, не одеваясь, в платьишке, выскакивает из дома, где-то, «скупив в магазине все цветы», на такси спешит в аэропорт. Как она держалась на похоронах! Обратно же ехала (кто-то дал какую-то шубу) уже совершенно никакая. Лечащий врач Людмила Варламова мне рассказывала: «Когда бы я ни пришла, Берггольц стояла у проигрывателя, крутилась пластинка – Твардовский читал «Тёркина». И она читала вместе с ним. «Ольга Фёдоровна, вы бы легли. Ну хоть сядьте…» Нет, пока до конца не дочитают «Тёркина», не садилась и не ложилась.

– Почему изменилось к ней отношение власть предержащих после войны? Берггольц же нет в Постановлении оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» 1946 года…

– Всё изменилось сразу после Победы. Поэму «Твой путь» публикует Вишневский в 5–6-м номерах «Знамени» за 1945 год, он присылает восторженную телеграмму: «Это чистейшая исповедальная вещь, плоть от плоти Ленинграда нашего…» И почти моментально, в конце мая, на Х пленуме Ленинградского отделения Союза писателей Александр Прокофьев делает Ольгу Фёдоровну объектом критики: «Я хочу сказать, что Берггольц заставила звучать в стихах исключительно тему страдания, связанную с бесчисленными бедствиями граждан осаждённого города…» А 11 октября 1946 года в газете «Известия» появляется информация: «Отчётно-выборное собрание ленинградских писателей. Выступил А. Прокофьев. Докладчик говорил о грубых политических ошибках ленинградских писателей, вскрытых в Постановлении ЦК ВКП(б) и в докладе тов. Жданова. Выступление писательницы Ольги Берггольц показало, что она не осознала до конца своих ошибок, которые особо ярко проявились в поэме «Твой путь»…» Не осознала. Не покаялась. В дневнике Ольга Фёдоровна пишет: «Мне-то за мою блокаду каяться?!..» Включили Берггольц в правление Ленинградского отделения Союза писателей и тут же изгнали! Изъяли из библиотек её книгу «Говорит Ленинград». И вообще она ждала ареста.

Новый 1947 год Берггольц и Макогоненко (Георгий Макогоненко – литературовед, муж О. Берггольц. – Прим. авт.) встречают в новой квартире, на Рубинштейна, 22. Она приглашает гостей – Евгения Шварца, Юрия Германа, других. И Анну Ахматову. Это вызов!

– Людмила Евгеньевна, Ольга Берггольц Главной своей книгой считала «Дневные звёзды». Но после прочтения книги «Ольга. Запретный дневник» приходишь к мысли, что её Главная книга – дневники.

– Дневники! Она пишет их правдиво, умно и искренне. Это настоящая литература. И всё же… Очень точно сказал Сергей Наровчатов: «Главной книгой была вся её жизнь!» Эти его слова стали эпиграфом к моему фильму «Ленинградка».

цитата

Даниил Гранин, писатель:

«Вот и похоронили Ольгу. Ольгу Фёдоровну Берггольц. Умерла она в четверг вечером. Некролог напечатали в день похорон. В субботу не успели! В воскресенье не дают ничего траурного, чтобы не портить счастливого настроения горожанам. Пусть выходной день они проводят без всяких печалей. В понедельник газета «Ленинградская правда» выходная. Во вторник не дали: что, мол, особенного, куда спешить.

Народ ничего не знал, на похороны многие не пришли именно потому, что не знали. Газету-то читают, придя с работы. Могли ведь дать хотя бы траурную рамку, то есть просто объявление: когда и где похороны, дать можно было ещё в субботу. Нет, не пожелали. Скопления народа не хотели…

А как речей боялись – боялись, чтобы не проговорились, что была она «врагом народа»; эта великая дочь русского народа была арестована, сидела, у неё вытоптали ребёнка… На самом деле она была врагом этого позорного режима. Никто, конечно, и слова об этом не сказал. Только Федя Абрамов намекнул на трагедию её жизни…

Похоронили на Волковом, в ряду классиков. Так спокойнее. И вроде бы почётно… А надо было похоронить на Пискарёвском, ведь просила – с блокадниками…»

Из рассказа о похоронах Ольги Берггольц (из книги «Ольга. Запретный дневник»)