Возвращение блудных сыновей – 2

«НВ» продолжает цикл публикаций из Колпинской воспитательной колонии для несовершеннолетних осуждённых

 

Корреспонденты «НВ» посетили колонию, чтобы понять мотивы и причины отнюдь не детских проступков и разобраться, имеют ли эти оступившиеся несовершеннолетние право на второй шанс. В прошлой публикации мы рассказывали про быт лучшей колонии страны и давали мини-монологи пяти воспитанников («НВ» от 30 мая 2015 года, «Возвращение блудных сыновей», «Хочу нормально жить!»). Сегодня – о том, за какие проступки попадают сюда подростки, всех ли можно исправить и с какими сложностями приходится сталкиваться сотрудникам колонии в процессе воспитания.

«Петрозаводск и Мурманск криминально заражены»

В Колпинскую колонию стекаются несовершеннолетние насильники, воры и убийцы со всех регионов Северо-Запада. Начальник исправительного заведения Владимир Ивлев за три года сумел превратить её из худшей в лучшую в России. Своей энергетикой и инициативностью он заряжает всех. В том числе и «жуликов», как он называет своих воспитанников.

– Если не верить в то, что ты делаешь, зачем вставать утром, бриться, умываться, одеваться и ехать на работу? – справедливо вопрошает Ивлев. – Многие думают, что эти ребята «приговорённые» и с ними ничего нельзя сделать. Если у тебя есть желание их воспитать, то в большинстве случаев их можно переделать. Они накормлены, обуты, одеты, ни одного синяка на них нет. Школа – пожалуйста. Учебники – лучшие. У нас безопаснее, чем на воле! А хотите эксперимент? Бросьте 500 рублей на территории – их принесут. Вот увидите…

Эксперимент, к слову, мы провели. Деньги, специально оброненные во дворе, сотрудники принесли начальнику через 15 минут.

– Видите! – торжествующе засверкал глазами Ивлев. – А ведь люди мыслят стереотипами: мол, в колонии сидят отпетые преступники, которых не переделать! Секрет воспитания в том, что здесь нужно создать такие условия, чтобы попадающий в эти стены подросток не мог реализовать свои криминальные таланты. Тогда есть надежда, что в его душе что-то щёлкнет и он не будет потерян для общества. В колонии он изолирован, не подвержен воздействию – ему негде накатить пива или вина, он не покурит травку и не примет «колёса», он не увидит дружков из криминального мира, он лишён отрицательной стороны интернета, у него занят каждый день. Праздность – мать пороков. Поэтому нужно построить день таким образом, чтобы вечером он ноги свои тянул в отряд, помыл их и повалился спать.

Сейчас в колонии отбывают наказание 54 подростка. 11 из них – из Петербурга, 12 – из Новгорода, остальные – из Калининграда, Пскова, Карелии. В последнее время много осуждённых поступает из Вологды и Мурманска.

– Очень тяжёлые едут, – сетует начальник. – Петрозаводск и Мурманск сейчас сильно криминально заражены. Уже с третьего класса пацаны знают, что такое «общак». Мальчишка ещё не разобрался, что к чему, а уже несёт десятку в воровской мир!

Самым маленьким здесь по 15 лет. В колонии они находятся до 18. Ещё на год воспитанника могут оставить, если у него заканчивается срок либо он подпадает под УДО (условно-досрочное освобождение). От ужасов взрослой колонии («взросляка», как говорят осуждённые) по возможности пытаются оградить. И всё же с начала года во взрослую колонию из стен Колпинской попали 9 человек.

«Освободившимся даю визитки»

В колонии отбывают наказание подростки за совершение тяжких и особо тяжких преступлений: убийство, причинение вреда здоровью, грабёж, насилие. Новичка первым делом отправляют на карантин – изолируют от остальных осуждённых на две недели. Всё это время с ним общаются психолог, воспитатель, оперативный работник, преподаватель школы.

– Нам нужно узнать, что это за «кекс», – шутит Ивлев. – Он не должен нарушать дисциплину в колонии, вот мы его и прощупываем. Однажды к нам за грабёж и разбой из Магадана попал парень – шёл через Татарстан и Мурманск. С татуировками вора в законе, тот ещё экземпляр. До этого он во всех колониях нарушал режим. Присмотрелись, а в парне огромный потенциал, харизма бешеная, из него бы Павка Корчагин получился. Начали с ним работать, и я понял, что ему не нравится изоляция. За любую провинность стал оставлять его в одиночестве. У парня, надо сказать, вся семья такая – мама дважды отбывала наказание, отец умер в тюрьме, старший брат – криминальный авторитет, организовывал бунт в воспитательной колонии в Биробиджане… Но парень, не поверите, исправился! Он где-то нашёл пасту и «забил» татуировки. Мы спросили: мол, а как же воровское окружение к этому отнесётся? А он в ответ: «Вы знаете, а им на меня плевать. Никто письма не написал, я звоню – трубки не берут, посылки не шлют. И вообще я в институт хочу!» Понял, что, отвергая всех и вся, он не сможет дальше нормально жить, у него что-то щёлкнуло. Значит, это всё-таки возможно?!

Отслеживать судьбу вышедшего на волю воспитанника в обязанности начальника колонии не входит. Но Владимир Ивлев каждому вновь освободившемуся даёт… свою визитку.

– Говорю: если что, обращайтесь. Вот, закончились… – разводит он руками в ответ на мою визитную карточку.

– Освободившиеся звонят?

– Некоторые звонят, – говорит Ивлев. – Вот я и узнаю, что кто-то нормально живёт, работает, а кого-то снова «закрыли»…

Например, Александр Л. позвонил Владимиру Ивановичу и похвастался, что женился, пригласил на свадьбу в Сертолово, прислал фотографии. Другой – Алексей С., – отбыв наказание, не поехал к себе на родину, снял квартиру в Петербурге, сейчас трудится в сфере ЖКХ. 

«Пятая судимость в 15 лет»

За три года работы в колонии Владимир Ивлев успел повидать подростков, которых не исправить. Это люди, говорит начальник, с чёрным сердцем, они не чувствуют разницы между добром и злом. Для них человеческая боль не существует. А чему удивляться, если у пацана в 15 лет пятая судимость?

На памяти Ивлева таких, не поддающихся воспитанию, было двое. Андрей К. сел за изнасилование – издевался над девчонкой двое суток. Потом ушёл во взрослую колонию, где и произошёл несчастный случай. Андрей с двумя приятелями в комнате на производстве решили открыть пропан – подышать, а потом один закурил… Андрей был в нейлоновой футболке, получил обширный химический ожог, долго лечился, так и не оправился…

– Я таких не забываю, – признаётся Ивлев, – они для меня – наука. Я этому Андрею и маму сюда в колонию вызывал, и девушку, и со строгих условий его перевёл. А он совести совсем не имел – ругался, нарушал дисциплину, воду в отряде мутил… Помню, у него болячка на ноге вскочила, пришла медсестра, обрабатывает ему рану зелёнкой, а он выхватывает у неё палочку и рисует ей на лбу. Как с ним после этого разговаривать?

Второго, вспоминает Ивлев, звали Гоша.

– Два метра глупости, – смеётся начальник, – у него волосы прямо от бровей начинали расти. Я его называл анти-Лобачевский. О жизни в колонии я всегда всё узнаю – через час, через день, но обязательно узнаю. И вот до меня доходит информация, что в столовой кто-то крикнул: «Зиг хайль!» Стали разбираться, ко мне приводят Гошу и ещё одного. Спрашиваю: вы фашисты? Они отвечают: мол, мы националисты, потомки святого бога Сварога. Я им: вы в зеркало смотрелись? Думаю, надо эту нечисть из них изгнать. Попросил выезд на Пискарёвское кладбище. Там экскурсовод хорошая, всё им по полочкам разложила. И гляжу – сдулись «фашисты». И всё! Больше «зиг хайль» в столовой не звучало.

«Я бы в жизни их не посадил!»

Чего греха таить, оказываются в колонии мальчишки и совершенно случайно.

– Невооружённым глазом видно, что им здесь не место. И преступление они совершили неосознанно – по глупости или пьянке. Я бы в жизни их не посадил! – говорит Ивлев.

Например, двое ребят из Приозерска решили покататься на машине, угнали старую «четвёрку» и разбили её. У подельников первая судимость, дали по 1,5 года. Или ещё двое, говорит Ивлев, пошли требовать долг, заслышав об отказе, полезли в драку и забрали у обидчиков банковскую карточку силой. Попытались снять деньги, а пин-кода не знают – сели за разбой и мошенничество. Оба ушли на УДО.

Но есть и откровенно шокирующие преступления, совершённые отнюдь не по глупости.

– Честно сказать, я давно в пенитенциарной системе работаю, но не перестаю удивляться, на что способны эти парни, – вздыхает Ивлев.

Один, подсевший на компьютерную игру «Контр страйк», по осени приехал к деду и отправился на охоту на уток с ружьём 12-го калибра. А тут из кустов ему на встречу внезапно вышел рыбак, он в него и выстрелил. Затем убил деда, взял его машину, сбил номера, долго разъезжал на ней, пока не повязали. Ещё, вспоминает Ивлев, были два Раскольникова из Новгородчины. За 54 рубля зарубили топором 88-летнюю бабушку и сидели сутки в соседней комнате, пока она умирала. Другой 15-летний изнасиловал пятилетнего ребёнка в туалете больницы за шоколадку...

Можно ли воспитать (Ивлев считает, что ребят надо не перевоспитывать, а воспитывать заново) таких ребят – большой вопрос. Но сотрудники колонии, как учреждения пенитенциарной системы, обязаны со своей стороны сделать всё возможное, чтобы дать ребятам шанс зажить нормальной жизнью. В колонии, рассчитанной на 365 человек, сидят всего 60. При этом сотрудников больше, чем осуждённых, – 87 человек. То есть к каждому оступившемуся здесь индивидуальный подход.

– Мы стараемся применять простые методы, – поясняет Ивлев. – Они обычные люди, просто им нужно привить элементарные человеческие ценности. Этим ребятам всё время говорили, что они дураки, – и в школе, и в детской комнате полиции, и что тюрьма по ним плачет, и родители у них тоже плохие. Это всё сидит у осуждённых в подкорке. Поэтому нужно дать им сделать что-то хорошее, разубедить их, что они аутсайдеры.

Например, ежегодно к 1 июня колония участвует в акции «Поделись летом», на которой воспитанники, переодетые в сказочных героев, общаются с инвалидами-колясочниками. Приобщение ребят к простым радостям жизни на этом не заканчивается – подопечные снимают клип, участвуют во флешмобах и фестивалях со спектаклями, участвуют в футбольных матчах, окунаются в купель на Крещение. Да и вообще каждый день трудятся – мастерят игрушки для детей в «Новом поколении». И большинство из них, уверен начальник колонии, хотят просто нормально жить.

 

 

 

(О том, чем Колпинская колония отличается от Архангельской, о необходимости реабилитационного центра – в одном из ближайших номеров «НВ»)

Софья Андреева. Фото Александра Гальперина